Мы оба спешим, и Дэн в считанные секунды достает мой велосипед. У меня нет времени поблагодарить его, когда запрыгиваю на велосипед и еду домой так быстро, как только могу.
Когда я захожу, дома тихо.
Фух. Опять чуть не попалась.
Когда я цепляюсь за перила, то останавливаюсь на месте.
Лорен стоит наверху со скрещенными руками и властным выражение на лице.
— Где ты была?
— Что ты здесь делаешь? — отвечаю я оборонительно, уклоняясь от ее вопроса. Она редко приходит по вторникам.
— Я первая спросила тебя, — откликается она, требуя ответа на вопрос.
— Сегодня вторник, — напоминаю я ей с колотящимся сердцем, страх быть пойманной поглощает меня. — Я отвозила продукты мисс Фрайзер.
— Мама говорила, что ты уходишь в час, — обвиняет она и прищуривает свои глаза-бусинки, глядя на меня. — Сейчас начало шестого.
— Сегодня я ушла позже, — вру я (иногда у меня это получается чересчур хорошо). — Должно быть, мама забыла. Она уже так привыкла к тому, что это происходит каждую неделю в одно и то же время.
Лорен продолжает свой допрос.
— Почему ты ушла позже?
— Мне пришлось накачать шины.
— Это не занимает так много времени.
— Да, но потом позвонила бабушка, и мне пришлось поговорить с ней.
Отчасти, это правда, хоть и произошло это поздним утром. Я только молюсь о том, что когда она спросит у мамы (потому что я знаю, Лорен это сделает), мама подтвердит мою историю. Раньше мне всегда в этом везло.
— Мм, — она буквально исследует меня обвиняющим взглядом, пока я поднимаюсь наверх. Она не сдвигается с моего пути, в конце концов вынуждая меня проскользнуть между ней и стеной.
Я направляюсь в свою комнату и слышу, как она спускается по лестнице. Насколько можно тише, я прокрадываюсь вниз, чтобы подслушать.
Естественно, Лорен спрашивает маму о сегодняшнем дне.
Мама соглашается со всем, что я сказала, и я могу слышать враждебность в голосе Лорен.
— Но уже начало шестого, мам, — нажимает она.
— Она в порядке, — отмахивается мама. — Сейчас я больше не хочу слышать ни единого слова об этом. Особенно не при твоем отце. Последние несколько недель он был слишком занят на работе и не нуждается в дополнительной головной боли.
— Хорошо, — с раздражением говорит Лорен, когда уходит вместе со своими детьми.
По пути она одаривает меня злым взглядом.
— Ханна, — зовет мама с кухни.
Я проглатываю страх, что меня поймали.
Мама строго машет мне половником.
— Лорен права. Пять часов — это слишком поздно.
Я тереблю кончик косы.
— Я знаю, извини. Был такой прекрасный день, поэтому я выбрала живописный маршрут к дому. Мне, правда, очень жаль, мама.
— Больше не делай так, — она указывает на мой фартук, висящий на стене. — Надевай его и помоги мне с ужином.
Я быстро делаю, что мне сказали, благодарная, что она больше ничего не говорит. Я задерживаюсь каждую неделю, но она никогда не говорит об этом отцу, вероятно, не желая портить ему настроение, что нам обеим на руку.
Интересно, все родители ведут себя со своими восемнадцатилетними детьми так, будто им двенадцать? Позволят ли мне когда-нибудь уходить из дома или оставаться подольше на каком-нибудь мероприятии или у кого-нибудь дома, не спрашивая на это разрешения?
Я давно знаю ответ на этот вопрос — нет. Если не родители, то мой муж будет тем, кто будет говорить, что делать, который, как они уверены, будет всегда прав, как глава семьи, по Божьей воле.
Но что, если я не хочу верить именно в то, во что верят они? Что тогда?
Разве я не должна иметь возможность выбрать собственный жизненный путь?
Хотела бы я знать ответы на эти вопросы.
Остальная часть недели протекает медленно в ожидании вечера пятницы, как и последние пять лет. Я даже не могу описать свою радость, когда, наконец, открываю дверь в дом Шепардов.
Нахожу свободное пространство среди множества незнакомых тел. Среди незнакомых тел женского пола. Я сдуваюсь, как шарик, пробитый иглой.
Сэм на кухне, наблюдает за ними, ее глаза, в основном, сосредоточены на Тэге, который в одиночестве сидит в кресле, на его коленях нет девушки (необычное зрелище). Не могу сказать того же о Дэне; его девушка не на его коленях, но нависает над ним. Надеюсь, что никогда не буду выглядеть такой отчаянной. Единственное, что меня успокаивает, это скучающее выражение на его лице.
Я перевожу взгляд на Сэм, когда направлюсь в ее комнату, чтобы переодеться. Сэм уже что-то приготовила мне на кровати — слишком открытое платье. Я знаю, она не ожидает от меня того, что я его надену, но ей нравится постоянно предлагать мне откровенные шмотки в надежде, что я поменяю свое мнение.
Сегодня вечером я подумываю об этом.
Я всерьез подумываю пойти туда в этом и вести себя, как те девушки. И, возможно, я даже смогу привлечь внимание Дэнни, заставить его посмотреть на меня с похотью, возможно, немного пофлиртовать.
Я трясу головой, чтобы очистить ее от нелепых идей. Этого никогда не произойдет.
Сегодня теплый вечер, поэтому я переодеваюсь в удлиненные шорты, которые заканчиваются чуть выше коленей. Стягиваю свою кофту, но мне не совсем комфортно быть одетой только в белую майку и шорты, так что я хватаю одну из танцевальных рубашек Сэм. Она достаточно свободно свисает с моих плеч и оголяла бы мой живот, если бы не майка.
Сэм все еще на кухне, когда я беру газировку. Я делаю большой глоток и проглатываю его, позволяя миксу из сассафраса и винтергрина (грушанки) охладить и отвлечь меня.